Центр Ротко: Название выставки «Лучше не будет». Точно не будет?

Арвидас Мартинайтис: Я всегда хочу удивить чем-то новым, встряхнуть сознание зрителя. Это словосочетание – игра. Конечно, будет! И еще один смысл – что лучше, интересней выставок уже не будет, что эта самая-самая (смеется). Но и это не совсем так! Мы идем вперед и что-то более интересное и интригующее обязательно случится.

ЦР: Сейчас мало поводов для смеха, а вы этой выставкой разрешаете людям  быть счастливыми. Этот юмор и ирония – чье наследство?

АМ: От деда. Отец был настоящий живописец, а вот дедушка – акварелист и карикатурист. И как-то на пленэре редактор литовского журнала сказал, что мои картины по почерку схожи с дедушкиными. Больше, чем с отцовской манерой. Юмор и карикатура – это же близко. И мне это передалось.

ЦР: Похоже, в детстве Вы были хулиганом?

АМ:Точно (смеется). Не злостным, но шороху наводил. В советские времена плохая учеба не позволяла учиться дальше и идти выше, поэтому приходилось стараться. В итоге я имею образование от профтехучилища до Академии. Причем, везде я приобретал навыки пригодные для живописи. Я же сначала учился на маляра-штукатура, там среднюю школу окончил, потом реставратором в колледже, а потом в Вильнюсскую художественную академию поступил на живопись.

ЦР: С такими творческими родственниками наверняка с детства нравилось рисовать?

АМ: Не совсем (смеется). Мой отец был знаменитым художником, и меня часто в его присутствии спрашивали, нравится ли мне рисовать. На что я довольно резко отвечал – нет!  Но когда в 47- летнем возрасте отец умер, я стал отчаянно искать связь с ним. А как ее найти? Только рисунком и живописью. И вот, учась на маляра, я уже определился, что хочу стать художником. И поступил в колледж. Захотелось в реставраторы, но там только после 9 класса брали, а  меня уже средняя школа была за плечами. И я пошел на хитрость: поступил на дизайн и после перевелся на реставратора. Так можно было.

ЦР: Сочность красок, мазок, текстура – масло явно ваш фаворит.

АМ: Может, «малярное» прошлое сказалось – смелость мазка и сумасшедший цвет (смеется). И техника такая. Есть же техника работы только шпателем. Но не только масло – я люблю и акрил, и акварель.

ЦР: Работа маслом довольно долгий процесс, требует терпения.

АМ: Я хитрю, используя знания из своего «строительного» прошлого. Я часто использую строительные краски из-за их способности быстро высыхать. Правда, с ними трудно работать из-за жуткого запаха, в голову бьет страшно. Но пандемия меня научила с этим бороться: маска на лицо и… все уже не так трагично. Да и конкурентов тут поменьше.

ЦР: Вы же не только живописец?

АМ: Немного живопись, преподаю основы фотографии. 12-13 лет организую выставки как куратор.

ЦР: Очень плотно…

АМ: Да. Но мне многое уже надоело (улыбается). Наверное из-за того, что изменилось качество учеников. Другие они сейчас, их подход и отношение к получению новых знаний сейчас не вдохновляют меня. Телефоны, компьютеры… это неплохо! Но не остается чего-то живого, настоящего. Например, рисуем натюрморт с натуры. А ученик мой сфотографировал и рисует с телефона (смеется). Ну что это… Говорю, чтоб посмотрел на объект, он же вот – напротив тебя! Есть и тотально равнодушные: разбиваешься в лепешку, чтоб расшевелить, а потом думаешь – а зачем?… (пожимает плечами). Хочется все бросить. Но проходит лето и я опять впрягаюсь. Хочу больше современной живописи, программу перелопачиваю, бьюсь, а выходит – опять в стену головой… Не все такие, конечно. Бывают люди, с кем хочется работать. Обычно это те, кто приходит ко мне на субботние курсы, мотивированные по умолчанию. Но все равно, мне многое уже надоело, хочется  свою жизнь пожить.

ЦР: А какая она – ваша жизнь?

АМ: Только живопись.

ЦР: И только? Есть еще что-то, что вдохновляет?

АМ: (улыбается) Одно время хотел работать тренером в тренажерном зале. Я этим увлекаюсь и мне нравится. Это та же работа, только спорт. Вот это по мне!

ЦР: Признаете, что на передний план сегодня выходит перформанс?

АМ: Должно быть всё! Перформанс – это, все-таки, двухактная игра. Пара лет и все благополучно его забыли (за редким исключением).

ЦР: Любимая тема в живописи?

АМ: Я универсален: люди, натюрморты, пейзажи.

ЦР: Есть предпочтения в формате?

АМ: Люблю большой формат.

ЦР: Что в нем притягательного?

АМ: Ну, маленький делаешь-делаешь, делаешь-делаешь и все равно что-то не доделаешь. А вот с большими картинами у меня такого нет. Напишешь – и сразу надолго доволен.

ЦР: Когда вы бываете недовольны своей работой? Знакомы с муками творчества?

АМ: Бывает так, что после 1-2 лет смотрю на старые картины и они мне не нравятся, хочется переделать. Иногда переделываю. Или выбрасываю. Обычно из десяти только одна проходит отбор. А какие удачные, какие нет – по ощущениям. Вешаю на стену и жду. Если 2 недели висит и вместе с ней есть чувство дискомфорта – не тут её место.

ЦР: В каком случае дарите свои картины?

АМ: Когда влюбляюсь (смеется). Но вообще редко дарю. На праздники, если чувствую, что человеку реально нравится.

ЦР: Кто авторитет в мире искусства?

АМ: Мой отец. Жаль, что не удалось с ним поспорить, поговорить о живописи. Он жил жизнью настоящего художника, не щадил себя. Был очень хороший, даже слишком. И этим люди часто пользовались ему в ущерб. Он оставил очень много картин, много работ. Работал в старой технике маслом. Рисовал сразу 10 картин, чтобы краска сохла по кругу. Люблю Ротко. Он другой. Его чистота цвета, гармония. И это несмотря на то, что я люблю дисгармонию, хаос и дисбаланс.

ЦР: А бывает так: у вас один смысл в голове, а критики увидели нечто иное?

АМ: Когда начинают критики разбирать твою работу, иногда изумляешься – правда?! А ты просто под влиянием сильной эмоции, как будто «пендель» дали, просто пишешь и не углубляешься в смысл.

ЦР: В чем для вас притягательность пленэров?

АМ: Обожаю пленэры! Разные люди, истории, опыт. В воздухе искрит непредсказуемость и авантюризм. Но и сложно одновременно – это ж художники! Например, приехали художники из Израиля, где во время пандемии они имели возможность только на 300м отходить от своего жилья. А тут их выпустили, и они на машине бросились колесить по всей Литве с друзьями. Короче, оторвались по полной. И подцепили вирус «дельту» – заразили меня и куратора. К счастью, больше никто не пострадал. Но на карантине все дружно посидели. Я с семьей тогда планировал в Лиепаю съездить и когда смог это сделать – зарядили дожди. Я зарекся больше пленэры организовывать (смеется).

ЦР: Как прочувствовали последние трагические события в Украине?

АМ: Война особенно сильно подействовала. Когда где-то страдают невиновные люди, умирают, вообще руки опускаются…

ЦР: Какие мысли и действия вам помогают держаться на плаву?

АМ: Сейчас в Украине происходит то, что вызывает гнев, раздражение, ярость. И сейчас, как и многие художники, мы в поиске, как найти выход напряжению и своей работой выразить свою позицию, поддержать людей в нелегкое время. Работа сейчас как лекарство для людей. Все сейчас потрясены и в отчаянии. Поэтому надо остаться цельным и делать все от нас зависящее, чтоб не развалился этот мир.