Ротко Центр: Такая молодая, но такой актив – выставки, резиденции, награды… Вы полностью погружены в искусство?

Сандра Стреле: Да, так получилось, что это мое основное занятие. Еще я преподаю живопись в школе, но это не много, два дня в неделю. А остальное время полностью посвящено искусству – как с утра начинаю, так и до вечера.

РЦ: Ваша семья связана с искусством, живописью?

СС: Нет, я не из семьи художников. Но моя семья всегда меня поддерживала. Правда, не думали, что это может стать моим основным занятием и живопись это не совсем то, что я могу выбрать. Я ведь училась в Рижской государственной 1-ой гимназии, а это математическая школа. И где-то после 10-ого класса я решила, что, все-таки, дальше пойду учиться в Латвийскую Академию художеств.

РЦ: А сейчас математика помогает?

СС: Да, помогает! Как художнику математика помогает структурировать свою работу. Ведь не секрет, что художникам не хватает организованности. А математика помогает делать все в срок. Поэтому бесценный опыт и навыки, обретенные в  1-ой гимназии, – именно в умении структурировать и организовать свою работу.

РЦ: На что можете переключиться или процесс творчества для вас и работа, и хобби?

СС: Конечно, живопись для меня и работа, и приятное времяпровождение. Я могу работать без выходных, особенно, если готовлюсь к выставке. Но если говорить о занятиях за пределами студии – я очень люблю плавать. Может именно поэтому тема бассейнов и была в моих работах (смеется).

РЦ: Как на сегодняшний день появляются списки выставок, симпозиумов, в которых Вы могли бы принимать участие. Уже позволяете себе выбирать?

СС: Да, наступил уже тот период, когда на все просто нет времени. И приходится расставлять приоритеты. В то же время я больше внимания уделяю работе над персональными выставками, отдаю предпочтение индивидуальной работе. Меньше – на групповые. В свою очередь,  готовя персональные выставки, я отталкиваюсь от возможностей помещений, их размеров. Это важное условие, потому что работаю в большом формате.

РЦ: Работа в паре: это всегда компромисс в чем-то и страх потерять свою индивидуальность. Можете прокомментировать такой формат сотрудничества в рамках международного проекта «Мицелии», представленного сейчас в Центре Ротко?

СС: Да, работа в паре это интересный опыт, но я больше люблю индивидуально поработать. И результат, когда оба художника раскрылись максимально и получилось нечто близкое к совершенству, – это супер-удачные случаи, очень редкие.

РЦ: Как прокомментируете ваше сотрудничество с  Пенелопой Ричардсон, вашей напарницей на проекте «Мицелии»?

СС: Это продолжение нашего сотрудничества, наша вторая совместная работа. У Пенелопы была идея работы, связанная именно с историями. История как формат.  А это объединяющая нас тема. Может, это не конкретный рассказ, а больше идея. И моя тема тут – это сериал, который отсылает к моим предыдущим работам.

РЦ: Как Вы пришли к большому формату?

СС: Когда я поступила на подготовительные к Академии курсы, там был установлен формат – 60 на 80 см. И, поступая уже в Академию, я поняла, что хочу чего-то другого. Попробовала размер 1м на 1м и мне он показался таким большим! Мне понравилось. А со временем формат становился все больше и больше (смеется).

РЦ: В чем преимущество большого формата?

СС: Работая с большим форматом, я себя ощущаю на физическом уровне, амплитуда движений другая. А с точки зрения зрителя… (задумалась). Мы ведь всё в этом мире мерим по себе, сравниваем с собой. Воспринимаем размер через призму своего размера. И это очень приятно, когда картина размером больше, чем мы. И тем более, если таких картин – целое помещение! Вообще, мне нравятся либо маленькие картины, либо большие. Но не средний формат.

РЦ: Как приходят темы?

СС: Люблю истории. У меня их много. Они вырастают одна из другой. Работая над одной серией наступает определенный момент, когда я понимаю – пора переходить к следующей теме. Творить в одной теме могу год или два – это самое большое время.

РЦ: Где вы находите образы, чем подпитываетесь для создания фантастических историй?

СС: Наблюдая окружающую жизнь, наблюдая за людьми. Да и сами мы что-то накапливаем и создаем. Да, повседневная жизнь мне тоже всегда нравилась. Ее легко можно трансформировать в нечто фантазийное (улыбается).

РЦ: Можете назвать себя экспериментатором?

СС: Я за эксперименты. Изначально я верна живописи. Но мне нравится объединить ее с другими медиа, которые дополняют. Это я глубоко исследую и теоретически, т.к. учусь в докторантуре. Расширенная живопись – это новый термин в теории искусства. И это не живопись в том понимании, к которому мы привыкли. Есть такой художник Ян Бёрн (Jan Burn) и его работа «Зеркала». Оно прислонено к стене и зритель отражается в этих зеркалах. Это тоже можно назвать живописью, т.к. здесь тоже формируется образ. Тут есть поверхность, цвет, присутствует сущность самой живописи.

РЦ: Как тема расширенного искусства пришла к вам? Что послужило стартом интереса?

СС: Во время обучения в магистратуре  я с однокурсницами попала на одну интересную лекцию итальянского теоретика по дизайну в Латвийском национальном художественном музее. И рассказывал он именно про расширенное искусство. Это было чем-то совершенно новым! Нас зацепило. Австралийский теоретик искусства Марк Титмарш (Mark Titmarsh) издал целую книгу, где расшифровывает этот термин.

РЦ: Такие широкоформатные работы требуют места, где вы работаете?

СС: У меня мастерская классических размеров в рижской квартире, и одно помещение – это склад, который мне организовал друг, чтобы я могла хранить картины и удобно их доставать. Всего два творческих помещения. И так как мои картины часто из частей, одна часть не такая уж и большая. Их легко вынести наружу.

РЦ: Ваш рабочий ритм художника.

СС: Я работаю днем, бывает  по 10-12 часов. Это, конечно, не каждый день. Но я стараюсь писать ежедневно. Но 6 часов в день – это оптимально. А по ночам я работаю, только если в этом есть необходимость по учебе.

РЦ: Бывают моменты, когда звезды никак не сходятся и не получается работу завершить, застреваете на каком-то этапе? Легко отказываетесь от ее «довоплощения»?

СС: По-разному. Но я, наверное, из тех, кто легко откажется и начнет новое. Я пробую еще раз начать с начала. На эту же тему.

РЦ: Вам же приходится слышать, что в вашей работе что-то кого-то не устраивает? Принимаете критику?

СС: Ну, если она конструктивна, почему нет?

РЦ: Чем обозначено понятие конструктивности именно Вами? Как распознать – конструктивная она или просто кто-то не в настроении?

СС: Ну, это можно почувствовать. Если человек в этом понимает, сам является авторитетом и экспертом.

РЦ: Первый, кому вы показываете свои работы?

СС: Наверное, это семья, все-таки (улыбается).

РЦ: Какая из ваших творческих побед запомнилась особенно?

СС: Наверное, это в первый раз, в Академии на третьем курсе. Стипендия фонда Тетеревых. Может потому, что это было первое признание, большой шаг вперед. Когда понимаешь:  да, ты три года отдал учебе и оно того стоило. Это имеет смысл и высоко оценено. А как результат – мотивация и новый рывок вперед.

РЦ: Помните чувства в этот момент?

СС: Конечно, радость. Но главный смысл этих призов – это открывающиеся дороги вперед, стимул идти дальше. Это и новые предложения, и финансовые возможности.

РЦ: Что впереди?

СС: Летом у меня будет персональная выставка в Берлине. Там не будет таких больших форматов, помещение не позволяет. Новая серия называется «Несостоявшиеся выставки».

РЦ: Бывает, когда темы буквально разрывают на части – хочется много и одновременно. Как выстраиваете их в очередь?

СС: А я могу себе позволить их соединить воедино! У меня ж концепция сказок, историй, фантазий (смеется).

РЦ: Хитро придумано.

СС: Да, удобно (смеется).

РЦ: Есть картины, которые никто не видел?

СС: Есть. Но мало. Это работы, которые были написаны к каким-то конкретным выставкам, но в процессе формирования выставки по каким-то причинам не были помещены в проект.

РЦ: А картины, которыми вы до конца недовольны, но Вы, по каким-то причинам, не избавляетесь от них?

СС: Ну, две каких есть (смеется).

РЦ: Последний вопрос: триггеры, философия или ритуал, что помогает двигаться вперед?

СС: Я сплю (смеется). Если в процессе работы что-то идет трудно – я могу поспать. Сон всегда все расставит по местам. Буквально 20 минут приведут в порядок мысли.  С засыпанием  у меня проблем нет, это легко (смеется).