Бент Холштайн «Fernweh»
Бент Холштайн «Fernweh»
Бент Холштайн выбрал немецкое слово Fernweh для определения главного двигателя в своем творчестве. В переводе это – охота к перемене мест – и именно в этом главный ключ к пониманию искусства 73-летнего датского художника. Он постоянно хочет быть где-то в другом месте, его толкает ненасытная жажда бродить по незнакомым просторам. В этих пространствах обязательно должны быть вода или горы, и свой интересный свет, чем-то особенный или драматичный.
«Почему так притягательна вода? Почему тебе хочется плавать?» – он спрашивает и добавляет: «Мое искусство всегда зарождается где-то в других местах. Хотя мои картины всегда пишутся в моей студии в Копенгагене, их образы приплывают из Карибского моря, Мексики. Вода – основной элемент. Лучшие мои моменты – это рыбалка на плоских рыб во флоридском коралловом архипелаге. Вода несколько дюймов глубиной. Я не вижу побережье. Как будто ты находишься в огромном мыльном пузыре. Ты не можешь отличить воду от земли – только текучие переходы, невозможно глаз оторвать». Указывая на несколько новых картин, готовых к отправке в Латвию, Холштайн повторяет: «Они не натуралистические. Я схожу с ума, если я пишу узнаваемые пейзажи».
Но, в действительности, он все же изображает природу. Только в своей самобытной интерпретации. «Почему вода и горы так притягательны для меня?», – спрашивает художник и тут же сам отвечает на свой вопрос: «Просто мы, датчане, – фермеры, живущие на плоских землях и нас загадочным образом влечет к опасным местам, типа гор. И горы и вода требуют уважения. Там есть угрожающие жизни скалы, акулы, бурные потоки. И это очень непросто – передать в работе чувство риска и угрозы».
Сегодня, спустя 50 лет после первого общественного показа его искусства в Galleri M в Копенгагене, Бент Холштайн все еще в процессе оттачивания мастерства. Технически, он признан одним из самых квалифицированных в его поколении графиков. У него нет систематического образования в искусстве. Он никогда не был почетным профессором Королевской Академии. Он, полностью добившийся успеха самостоятельно, самоучка. Датский искусствовед Питер Майкл Хорнунг написал: «Самоучка – человек, который выбрал самого себя в качестве учителя. В случае Бента Холштайна это был прекрасный выбор”. Художник постоянно экспериментирует с новыми материалами, одна из последних его находок – сочетание живописи с фотографическими изображениями на алюминии.
Бент Холштайн – горожанин. Он живет в центре Копенгагена и жил здесь в течение всей жизни. Но, в основном, вся его работа больше половины века основана на путешествиях вне его домашней городской среды. Он никогда не устанавливает свой мольберт с холстами на пляже во Флориде или в горах Словении, где он предается своему страстному хобби – рыбалке. Он даже не берет с собой альбом и карандаши. В его путешествиях лучшими и самыми надежными компаньонами, кроме жены Мекки, являются два зорких внимательных глаза и фотоаппарат. Вернувшись в свою городскую квартиру и студию, он медленно переваривает запомнившиеся в уме и зафиксированные на фотографиях впечатления и трансформирует их на холстах. На какое-то время он даже отказался от фотосъемки. «Важнее всего тот образ, который у вас в голове. Ваше первое впечатление от того, что вы видели. Я рисую свое впечатление», говорит он.
Это было его жизнью с тех пор как он решил стать профессиональным художником. Решение не было принято, когда он был ребенком или юношей. Искусство не было актуально в его семейном кругу. Он решил посвятить себя музыке и присоединился к джаз-бэнду. Пять лет спустя он сказал искусствоведу Питеру Майклу Хорнангу, что в первый раз он понял, что художественное произведение могло бы быть столь же важным и сильным, как и музыкальное, увидев живописные работы в доме своего друга музыканта. Здесь Холштайн увидел коллекцию датского современного искусства – экспрессионистов из группы «Кобра» и всемирно известного датского художника Асгера Йорна. Молодой Холштайн не влюбился ни в живопись, ни в драматический и мощный экспрессионизм. Но это его тронуло. Посещая Париж в 1960, Холштайн увидел живопись в окне арт дилера. Это было столь пронзительно и просто, что образ той работы преследовал его впоследствии. Просто желтый с черным пятном, испанского художника Антони Тапиеса. Это развернуло Бента Холштайна, играющего на басе музыканта, в Бента Холштайна – художника. Но ни музыка, ни живопись не были его основной работой. Он был стажером в судоходной компании известного датского судовладельца А. П. Мёллер-Маерска. Это длилось недолго. Он ушел после трех лет, чтобы полностью посвятить себя живописи.
«Я полагаю, что у нас был конфликт интересов, между мной и компанией Maersk», – сказал он с типичной саркастичной холштайнской улыбкой. – «Они занимались разведкой нефти в Северном море, а мне хотелось совсем другого. Моя первая выставка была распродана. Я заработал в десять раз больше своей зарплаты стажера. Я понял, что я художник. Не судоходный стажер».
Он стал искусствоведом. Он был популярной фигурой в художественных программах на радио и ТВ. Датское национальное телерадиовещание предложило ему работу. Но постоянная работа с программой пенсионного обеспечения не была ему по душе. После нескольких лет он больше не должен был искать подработку. В 1982 газета BT причислила Холштайна к двадцатке живописцев Дании, которые могли фактически зарабатывать на жизнь за счет своего искусства. «Вы становитесь художником, потому что Вы не желаете заниматься ничем другим и потому что это предлагает Вам абсолютную свободу. Никто не может вмешаться в ваш путь, когда вы пишете», – сказал он.
Бент Холштайн получил свободу творить и путешествовать. В его мире эти два действия неразрывно связаны. Путешествие само по себе его бесконечно очаровывало. Он раскрывает себя в историях о путешествиях как никто другой. В 1992 я взял у него интервью для книги, изданной по случаю его 50-летия. Он говорил о британских шкиперах, которые могли найти Карибы, приплыв на юг от Лендс-Энда с миской масла на передней палубе. Когда солнце растопило масло, они сделали поворот на 90 градусов и через несколько недель пришли в Барбадос. Холштайн упомянул, как австралийские аборигены измеряли расстояния песнями и как эскимос нарисовал подробную и правильную карту Гудзонова залива по памяти, абсолютно не зная картографии. Эти вещи восхищают Холштайна. «Только идиоты называют этих людей примитивными. Именно у них было знание…», – он заметил. Движение и искусство тесно переплетены. Когда Вы достигаете своего места назначения, Вы вдруг выясняете, что оно временное, возможно даже Вас постигнет разочарование. Холштайн вспоминает капитана Ахава из «Моби Дика» Германа Мелвилла: «Он путешествует в бесконечной охоте на Великого белого кита, стоя на палубе, где он просверлил отверстие для своей деревянной ноги. И когда он, наконец, после стольких лет находит Моби Дика, он вдруг понимает, что потерял к нему всякий интерес».
Можно тут провести аналогию еще с одним литературным персонажем – богачем из «Сказок Гофмана», который коллекционировал виды. Он нанял сотни людей и потратил огромные ресурсы для постройки дорог и рубки леса, чтобы получить доступ к великолепному виду. Затем, взглянув на этот открывшийся величественный вид, он уехал прочь, чтобы никогда сюда больше не вернуться. Вид отпечатался в его памяти. Этого было достаточно.
Холштайн коллекционирует и интерпретирует виды. Это не было доминантой его ранних работ, которые представляли собой синтез реальности и абстракции. Но его искусство шагнуло дальше. Выставка «Линии прилива» в 2001 стала поворотной точкой. Холштайн, страстный рыбак, путешественник, художник, был поражен развернувшейся перед его глазами визуальной драмой во Флоридском коралловом архипелаге. «Остановившись в маленьком отеле посреди архипелага, я восхищенно созерцал движущийся прибой, постоянно меняющееся небо от лососево розового до черного, когда надвигается шторм», – он писал в каталоге к выставке. Дрейфуя в лодке в поисках экзотических рыб, он вышел из нее на мелководье, где вода доходила лишь до колен «…оглядываясь вокруг и не видя ничего, кроме шелковисто серой водной поверхности и желтого неба. Прибой рисует свои прерывистые (осколочные) линии вокруг твоих ног в длинном дрейфе. Линии прилива».
Выставка имела восторженные отклики, о ней писал, ныне покойный, Оле Линдбо, искусствовед и редактор датского журнала по искусству:
«На протяжении многих лет художник Бент Холштайн демонстрировал эстетическое совершенство и равновесие. Его полотна были прекрасны, блистали мастерством и изыском. Он считался аристократом в среде современных художников. Но, прежде всего, в его работах всегда присутствовала скрытая интрига, с почти гедонистической чувственностью и рафинированной элегантностью. Во времена, когда большинство живописных работ преднамеренно вызывали ассоциации со страшным похмельем, небритым и изрыгающим, неряшливым и пошатывающимся, Холштайн становился все более и более одинокой фигурой. С его чувствительным сенсорным аппаратом и его особым слухом к музыкальным качествам цветовой гаммы, он явственно выделялся из своей среды. Как чечеточник в окружении топочущих туземцев».
Во времена, когда большинство живописных работ преднамеренно вызывали ассоциации со страшным похмельем, небритым и изрыгающим, неряшливым и пошатывающимся, Холштайн становился все более и более одинокой фигурой. С его чувствительным сенсорным аппаратом и его особым слухом к музыкальным качествам цветовой гаммы, он явственно выделялся из своей среды. Как чечеточник в окружении топочущих туземцев».
Затем Оле Линдбо характеризует новые работы Бента Холштайна как картины, в которых «чувства и ощущения абсолютно обнажены. Некоторые из работ парят и одновременно как бы танцуют. Природный пейзаж звучит как оркестр, увиденный пристальными влюбленными глазами. Но среди них есть и работы, полные гармонии и умиротворения, с вибрациями энергии».
Холштайн, в своем неустанном поиске новых пейзажей, предпринял рискованную попытку, поменять привычную для него технику письма на что-то новое и достаточно трудное. «Он полностью загрузил свою феноменальную память и сетчатку глаза увиденными пейзажами и выплеснул их на свои холсты. Как рыбак, он пришел на берег с большим уловом».
Сидя в студии Бента Холштайна, расположенной над его квартирой в Копенгагене, мы просматриваем картины, готовые отправиться в Даугавпилс для одной из крупнейших выставок его работ. Мы говорим о картинах, где он смешивает фотографию и живописный мазок на слоистой древесине и алюминии. Тут есть изломанные очертания темных гор в Центральной Европе, а есть знакомый пейзаж, напоминающий вид из окна его дачного домика на побережье, к северу от Копенгагена. Он постоянно экспериментирует с новыми составами и новыми материалами. Это – бесконечное стремление к совершенству. При этом он знает, что он никогда туда не попадет. Если бы он это сделал, то потерял бы интерес, как капитан Ахав. В отличие от богача в рассказах Гофмана, его большая коллекция видов не заключена в тюрьму его мозга. Они постоянно интерпретируются и «встраиваются» в картины для радости зрителей. И все эти пейзажи происходят из холштайнской жажды бродить по незнакомым местам.
Лассе Йенсен
Лассе Йенсен (род. 1946) является признанным, имеющим награды датским писателем, документалистом и журналистом. На протяжении своей 50-летней карьеры он был военным корреспондентом в Индокитае и на других фронтах, корреспондентом США для Датской радиовещательной корпорации, а также занимал пост главного редактора датского телерадиовещания и главного редактора новостей канала TV2. Он был руководителем бюро Евровидения (EBU) в Нью-Йорке. Как основатель и владелец Jensen & Kompagni с 1997, он создал и режиссировал больше 20-ти документальных фильмов и сериалов. За 2001-2014 годы он создал, редактировал и укрепил журнал датского радио. Он был адъюнкт-профессором журналистики в Университете Южной Дании и продолжает вести еженедельную колонку. Датская ежедневная газета Politiken называет его «патриархом датской журналистики». Он – друг Бента Холштайна на протяжении всей жизни. Если Бент не в отъезде, то они обедают вместе каждую субботу и делают это уже больше 20-ти лет. В 1992 году Лассе Йенсен написал книгу From Akwete To Asserbo (От Аквете до Ассербо) о Бенте Холштайне и его искусстве.
